Эссе (Статья) Айзек Азимов - Сами Боги

«Сами Боги» - Айзек Азимов

Стоило бы начать с того, что роман, конечно, научно-фантастический, но фантастика в произведении находится у очень тонкой грани, отделяющей её от науки, потому стоило бы обладать, по крайней мере, школьными знаниями физики, чтобы во всей полноте понять сюжет повествования. Но саму идею произведения терминология и специфика профессии (а Айзек, как известно, был профессором биохимии) никак не затронули. Даже если вы давно забыли, что такое «элементарная частица» и в помине не слышали, что такое «пион», то это никак не помешает вам прочитать, понять и прочувствовать написанное.

Книга состоит из трёх чётко разделенных частей, в первой части («Против глупости») которой нам поясняется вопрос: «А что вообще происходит?». Хотя, нетривиально, роман начинается с шестой главы, а она, в свою очередь, разбросана по всей первой части, потому я остался до конца её в некотором непонимании сюжета. Если кратко, то вся первая треть повествует нам с одной стороны – о великом открытии науки, с другой – о невероятном невежестве, упорстве, которое отнюдь не является хорошей чертой в данном случае. Что же это за такое упорство?

Это упорство человека, который не представлял из себя ничего особенного, выдающегося, был самым обычным лабораторным заседателем. И тут мы видим его буквально на троне, коронованного и нареченного Отцом Электронного Насоса. Что в этом плохого? А как раз то, что на пути к такой известности, к таким званиям, он перешагнул столько голов, сколько не видели в Средние века, наколотыми на пики и установленными вдоль дорог. Из желания утереть нос Денисону, который в лаборатории посмеялся над Хэллемом, яростно отстаивавшим, что к его пробирке кто-то прикоснулся и там больше не вольфрам-186, с отчаянным и злым упорством Хэллем стал искать только одного – доказательства, что это не вольфрам. Его ничуть не интересовала научная подоплека – что это, как это, зачем это? Даже когда в лаборатории сказали, что это изотоп плутония-186, он мало пошевелился, в голове только мысль: «Если я скажу, что это плутоний-186, то Денисон меня высмеет, нужно выяснить, что это». Стоило бы закончить мысль словами «чтобы доказать ему мою правоту». Нет, Хэллем – отнюдь не ученый, хоть и был квалифицированным специалистом в радиохимии. Его не волновала практическое применение, не волновало, что это величайшее открытие. Он кидался на всех и каждого, остервенело рвал на себе рубаху и с боем выбивал исследования, принуждал других заниматься его неизвестным веществом, но ни слова не сказано о Хэллеме, исследующем неизвестное вещество спектрометром. Ни. Слова. Всё, что было сделано он сделал сугубо чужими руками. Но не стоит спешить негативно о нем отзываться, может, он просто талантливый руководитель, знающий, за какой рычаг потянуть, какую ниточку дёрнуть?

И снова мимо. Талантливый руководитель ценит свой штат, а Хэллем же не считался ни с кем. Всех, кто пытался ему в последствие помешать, он очернил, перекрыл доступ кислорода, мешая работать. Ему было всё равно, что «его» изобретение могло таить опасность (а Насос нарушал законы физики нашей вселенной). Ещё более рьяно он убирал с пути тех, кто искал правду. А значит, было, что прятать. И Питера Ламонта он изжил из науки, только потому, что тот посмел даже подумать о том, что «какие-то там паралюди» изобрели всё за Хэллема. Тщеславие, самолюбие и упрямство, приправленные вздорностью и подозрительностью, страхом. Эти качества оказались над всем научным (и зачастую ненаучным) поприщем. Он Отец, он Создатель, он – король жизни. Он дал миру то, что миру было нужно и мир вознес его над небом.

Никто не мог его даже на миллиметр сдвинуть к краю облака, даже столь упорный, упомянутый ранее, Питер Ламонт. Ламонту было попросту интересно, что это за Насос, какова его история, но то, что он нашёл, полностью изменило вектор мысли. Питер упорно искал ответ, но не находил ни одного объективного доказательства своей правоты. Только догадки. Даже привлеченный Броновский – археолог, зарекомендовавший себя в области перевода мёртвых языков, не смог найти ответа в посланиях паралюдей. Всё, чего они добились вместе, это пугающего сообщения из паравселенной (параллельной вселенной) «НАСОС ОПАСНОСТЬ». Хэллем стёр Ламонта из научного сообщества, но такой энтузиазм и упорство (причем и упорство Питера я бы не назвал благородным, ведь его целью было убрать самодовольную улыбку с лица Хэллема, в первую очередь) не могли исчезнуть. Идеи пошли в массы, пусть и в форме слухов, которым мало кто верил, но его услышали. С одной стороны – это ничто, с другой – очень многое.

И в конечном итоге, к концу первой части мы видим нелицеприятную картину. Озлобленный и тщеславный человек правит мировой наукой, мир медленно катится в тартарары, а все, кто ищет ответы оказываются диссидентами. Мир, где нельзя думать так, как не думают другие, где нельзя даже предполагать то, что может угрожать благосостоянию и славе одного единственного человека, который этой славы отнюдь не заслужил упорным трудом. Мир обмана, тирании и молчания. Страшный новый мир.

 

Что же касается самого насоса. Я не буду касаться темы того, как он работает, ведь это играет, в принципе своём, вторичное значение. Самое главное то, что эта машина могла уничтожить нашу галактику, взорвав Солнце, а использовалась она для перекачки энергии из нашей вселенной в паравселенную. Много раз я уже упомянул паралюдей, паравселенную, но так ничего о них не сказал. Так кто же такие «паралюди», и в какой такой «паравселенной» они обитают?

Приставка пара- дословно читается как параллельный (–ая –ое). Такое наименование дали, конечно, жители Земли. Паравселенная представляет собой мир, очень похожий на наш, но работающий по другим законам физики. Из-за этих самых законов физики, паравселенная стояла у порога холодного ада – их звезды гасли, ибо были в разы меньше звезд нашей вселенной. Паравселенной нужна была энергия для продолжения жизни, которую они качали из нашей.

Паралюди представляли собой один вид, который дифференцировался на два подвида – Жёсткие и Мягкие. Мягкие – некое скопление разряженного вещества, обладающее разумом, чувствами, инстинктами. Но отнюдь не вместе, а по отдельности. Потому и классифицировали их как рационалов, эмоционалей и пестунов. Жёсткие – гуманоиды, подобные людям. Они состоят из плотного вещества, обладают, похожим на человеческий, речевым аппаратом (Мягкие общались иными способами, а когда говорили Жёсткие, то они ощущали неприятные колебания воздуха).

В большей степени, вторая глава является жизнеописанием Мягких и немного Жёстких, но даже наблюдать за дифференцированными типами мышления очень интересно. Пестуны – представители инстинктов, например, совершенно не понимали ничего, кроме необходимости продолжения рода (хотя и люди в современном мире такие существуют). Рационалов волновали только знания и ничего кроме. Им были чужды и инстинкты, и чувства. И эмоционали, которые стремились получать удовольствие и рефлексировать. Если так подумать, то их синтез – настоящий, живой человек. Но крутится весь сюжет около триады Уна, Дуа и Тритта. Триада эта была особенной, потому что стандартные роли в ней отнюдь не игрались, эмоции обладали рационализмом, рационализм – эмоциями, инстинкты – интуицией. Очень интересное и особенное сочетание. Но это всё пересказ, в чем же суть? А суть в том, что Жёсткие были жёсткими не только по структуре, но и по своим убеждениям и принципам. Некий Эстуолд изобрел способ перекачки энергии между вселенными, показал Хэллему, как сконструировать и запустить Насос (а энергия переходила в двух направлениях), запустил Насос на своей планете. Но Эстуолд всегда знал, что, используя это изобретение, он уничтожит другую вселенную. Это его ни на грамм не поколебало. Ему было всё равно, более того, он стремился, ведь тогда энергии станет больше. Жёсткие возомнили себя Богами, способными вершить суд над чужими жизнями. Но Дуа выяснила всё это, почувствовала и рационально проанализировала. Как эмоциональ, она стала отстаивать нравственность, бороться с Жёсткими. Именно она отправила послание, которое приняли Ламонт и Броновский. В некотором роде, она была двойником Ламонта, боровшегося с Хэллемом, но ей двигали более благородные чувства. В конечном счёте, борьба оканчивается её поражением: триада сливается и на смертном одре она понимает, что вместе они образуют нового Жёсткого, и имя ему – Эстуолд.

Очень показательно, что во всей триаде взял верх рационализм. Не инстинктивное стремление, не эмоциональность и нравственность, а сухой рациональный расчет, который не считался ни с чем, кроме цифр и данных. Жёсткие были ещё и жестокие, но жестоки они были не по натуре, а по мысли. Полное отсутствие интереса к чужой жизни, стремление жить самим. Пожалуй, я, наверное, ошибся, что в них нет инстинктов, ведь их стремление перешагнуть через головы ради собственной жизни – в некотором роде инстинкт, но он сработал ровно после того, как их рационализм подвел черту под строкой «неминуемая гибель». Всё это отлично экстраполируется на наше общество, где нравственность сегодня, порой, попирается и побеждается логикой. Так нельзя? А где это написано? И что вообще есть нельзя? Исчезла граница между законом и чувством, чувство слилось с законом, логикой, а потом и вовсе утонуло в них, оставив после себя лишь тлеющие отголоски морали. И названа эта часть соответственно: «Сами Боги».

 

Заключительная третья часть. Ожидание развязки. В голове много мыслей: «взорвется! Нет, остановят! Найдут другой выход! Жёсткие сжалятся» и многие-многие другие. И мы оказываемся на Луне в компании гида. Экскурсия. Ну что ж, это не удивительно, если учесть, насколько далеко продвинулся технический прогресс. Среди туристов обнаруживается уже знакомый нам Денисон, а действие происходит спустя 20 лет после запуска первого Насоса и, соответственно, гибели карьеры Денисона, как ученого. В нём боролись несколько противоречивых чувств. Одно из них говорило, что пора всё оставить, осесть и заняться мелкой научной деятельностью. Но теперь уже нравственность, пришедшая с возрастом и после стольких лишений, говорила: «Дело нужно довести до конца». Бенджамин рассуждал, что ему уже нечего терять, и либо он разоблачит Хеллема, подтвердив теорию Ламонта (и свою собственную, которую он выдвинул ранее), либо снова ударит в грязь лицом, но снизу постучать уже никто не может.

Для исследований ему был нужен синхрофазотрон, который был только на Луне, о котором он немедленно спросил у гида – Селены, чем вызвал неподдельный интерес, а в последствие – опасения. Селена обладала невероятной интуицией и способностью накапливать знания, но её сожителем был Бэррон Нэвилл, который управлял лунной станцией. Человеком он был замкнутым, подозрительным. Причем подозрительным до безобразия. Он ненавидел Землю и землян, во всех бедах винил только их. Ничего, в принципе, примечательного в нём не было, но в дальнейшем вся его подозрительность выльется в умопомрачение и озлобленность. Началась игра. Представитель Земли на Луне обещал помочь очистить имя Бенджамина Денисона, в то же время, Нэвилл хотел, чтобы Денисон работал на него. Ему было всё равно, лишь бы дали возможность заниматься исследованиями. И он работал, постоянно сближаясь с Селеной, которая наводила его на разные мысли, подводила к истине. Один лишь пионотрон – разработка лунных ученых – смог решить все вопросы и избавить Денисона от необходимости использовать синхрофазотрон. Селена же, в свою очередь, тоже вела двойную игру, играя на стороне Нэвилла и против него. В конечном итоге, посредством пионотрона, Селена и Денисон открыли путь в новую вселенную, которая ещё даже не образовалась, а находилась на стадии облака, движущегося к Большому Взрыву. Наша вселенная должна была стать трансвектором между паравселенной и антипаравселенной, тогда весь порядок восстановится, а антипаравселенная станет на несколько шагов ближе к образованию настоящей новой вселенной.

Доказать то, что изобретение Хэллема – опасно, удалось. Предложить альтернативу этому тоже удалось. Только вот какой ценой. На грани смерти мира один человек боялся, что потеряет полученный ложью и силой престиж. На грани смерти мира все молчали, а из другой вселенной «Боги» дёргали за ниточки. И даже после решения проблемы нашёлся человек, который в угоду своим прихотям решил, что это изобретение принадлежит ему. Да, Нэвилл хотел присвоить себе это достижение, чтобы сдвинуть Луну с орбиты и улететь, не посчитавшись с мнением жителей станции. Лишь из собственного желания и озлобленности он был готов плюнуть на мнение и желания, чувства и эмоции других. В нём говорила безграничная глупость и абсолютное безрассудство, но сделать ему этого, по счастью, не позволили.

К сожалению, человеческий прогресс действительно невозможно повернуть вспять, и, получив то, что приносит выгоду, почти не прося ничего взамен, человек, скорее всего, не сможет отказаться от такого приобретения. Мы не считаемся с тем, что нам грозит, если мы получаем с этого выгоду. Даровая энергия вела Солнце к взрыву, но она же даровая, потому все доказательства, все подсчеты, все заключения мы будем считать ошибочными, ведь не может таить в себе опасность рука Мидаса, она приносит лишь богатство и славу, процветание, до тех пор, пока не коснется живого. Лучше жить в абсолютном неведении, но жить красиво и легко, чем возвращаться обратно и строить всё заново.

Роман заканчивается символично – любовью, поцелуем, с надеждой на будущее. Название третьей части полностью довершает слова Шиллера: «Против глупости сами Боги бороться бессильны», а эпиграф подчеркивает их значение: «Человечеству в надежде, что война с безрассудством всё-таки будет выиграна».